Finally we
are no one
- Автор: Риточка
- E-MAIL:
fanatca@rambler.ru
Рейтинг: для всех, кто знает чувство утраченных иллюзий
Правовая оговорка: Джиллиан Андерсон и Девид Духовны –личная собственность
самих себя, за возникшие мысли в моей голове несу ответственность только я.
Надеюсь никого не обидеть.
Примечание автора: храню желание получить какие-либо отклики, все равно
какого плана. Это не перевод, не жалкая пародия на бездушную статью в газете
и т.д. Поэтому искренне верю в Вашу осмысленность.
Время написания: 1- 2 июня 2005 года.
Впечатления так обманчивы и недолговечны, что хочется зачастую и вовсе не
помнить некоторых эпизодов. Так кажется и легче, и свободнее. Однако,
невозможно прятаться за тень собственных ошибок и поступков, необходимо
чувствовать в себе силы для созидания и осмысления. Но иногда их нет. И вот
тогда мир переворачивается, теряет блеск и первозданную основу. Однажды так
случилось и со мной. Не было ничего, что сделало бы мою жизнь оправданной и
необходимой хотя бы для меня самой. Я осталась совершенно одна,
по-настоящему одна. Молнии разбили мою целостность, и глубина проблем
показалась могилой. С тех пор прошло много времени, но только сегодня я
чувствую осознанность своих суждений. Раньше мне виделось все в каком-то
призрачном свете – черная полоса, плохой год, ужасная погода, проблемы с
насморком… Вся мелочность и небрежность мыслей привела к катастрофе, и пути
назад – нет. Я отрицала все, что со мной происходило, давала сумбурные и
гнусные объяснения; и в итоге я все равно пришла к этому выводу –
одиночество губительно. Настал момент, когда невозможно что-то скрывать,
прятать и лгать самой себе, момент истины и душевного кризиса. Все осталось
позади и с прошлым было покончено.
Мне казалось, он никогда не любил меня. Я думаю, все, что связывало нас,
было мифом собственного сочинения. Нет оправданий моим надеждам и желаниям.
Я всегда считала, что нас объединяет некая невидимая нить, которая прочнее
любого каната. Однако, я ошибалась. Впереди так много неизведанного, но
кажется, что все так ясно наперед, и жизнь снова бессмысленна.
Я знаю его много лет. Он умен, обаятелен и чертовски хорошо знает себе цену.
Он умеет любить и ненавидеть. Он великолепно образован, мастерский актер,
прекрасный собеседник; он мой партнер вот уже 10 долгих
утомительно-завораживающих лет. Это Девид Духовны. Мы знакомы давно. Иногда
мне кажется, что я знаю его с детства. Не могу вспомнить момент, когда
поняла, как тесно должны переплестись наши дороги. Но это было, и так
отчетливо, так ясно, что порой было страшно. В том далеком году я была более
чем самодостаточна, хотя особенно похвалиться было нечем. Мне приходилось
тяжело в своем тихом мире, но это в большинстве своем делало меня сильнее и
выносливее. Когда нас познакомили, я поняла, что есть на свете удивительно
интересные люди. Честно говоря, тогда я придавала этому негативный оттенок.
Девид был странный, озабоченный своим будущим и …ничей. Я не помню сколько
он менял женщин, пытаясь доказать себе лживость наших женских натур; часто
он не успевал запомнить даже их имена. Мне было безразлично. У меня стали
появляться реальные деньги и реальные перспективы. Он был пугающе
невыносимым. Но черт побери, как прекрасно мы работали вместе! Я за день в
перерывах между съемками не разговаривала с ним принципиально, но когда
слышала: «Мотор!»–забывала обо всем на свете, и только жила этими
мгновениями с ним в одном мире. Время шло. Мы только приторно улыбались и
кричали иногда друг на друга. Он считал себя первоклассной звездой, бывало
забывая о других… Я тоже не подарок, но мне было проще – я-то знала на самом
деле, кто есть кто.
Мы постепенно создавали семьи. Также постепенно разрушилась моя. С тяжелыми
последствиями и плохо заживающими ранами. Я всегда считала себя не слишком
сильной женщиной, но после того, что случилось, было лишь два варианта:
стать ею или умереть. Мне было 30 и я выбрала первое. И самое главное, что
нас с Клайдом не связывала любовь…никогда. Лишь какая-то неосмысленность
руководила нами. Я постепенно начинала понимать себя. Меняла мужчин, пытаясь
отыскать то, в чем нуждалось мое сердце. Девид был счастливым отцом и мужем
в то злонесущее время. Жизнь вертелась и неслась стремглав; нам вручали
премии, мы бешено работали, улыбались и обнимались в камеры… Я ненавидела
его. Он портил мне настроение в мгновение, рядом с ним я чувствовала себя
никчемной. А потом – все изменилось. Я перестала обращать внимание,
абсолютно игнорировала его идеи, замечания и упреки. Иногда это даже пугало
его; вскоре Девид привык. И перестал шутить. В то время он захотел в первый
раз уйти из сериала. Был далекий 1999 год. Я впервые почувствовала себя
счастливой, мне казалось, что я смогу быть другой без него, сменить
надоевшее за столько лет амплуа и перестать теряться, когда вижу его вещи,
не говоря уже о нем самом. И он ушел. Этот уход сопровождался криками,
метанием нецензурной речи Картером, разрывом контракта и моими горящими от
радости ушами. Я была удовлетворена. Тогда он еще странно повел себя (так
мне казалось); затащил меня в машину, прижался к моей руке щекой, потом
губами, причем так естественно-естественно, то, что мы вытворяли на всякого
рода презентациях и встречах не шло ни в какое сравнение, и начал говорить
какие-то сумбурные вещи – просить за все прощения, что это не из-за меня он
уходит, а потому что не может так больше, ему тяжело и больно… Я тогда не
поняла ничего, расплакалась, как дура, и сказала, что сделанное – лучший
выход для нас обоих. Он отстранился и сказал сухо: «Ну что ж, удачи, Джилл…»
…Мы тянули сериал, как могли: томно и печально. Впрочем некоторые считают 8
сезон лучшим сезоном этой размерной антиутопии. Я была глубоко растеряна и
подавлена, так тяжело мне не было никогда. Его уход поставил все по местам:
я люблю его. Он сделал меня одинокой. Боль от признания в этом самой себе
разрывала внутреннее естество и ломала разум, вечностью казались секунды и
смертью – минуты без него. Мы встречались иногда, но я не могла сказать ему
об этом. Не моя игра и не мои правила. Я медленно умирала в своем
одиночестве. Дочь была единственной опорой и смыслом, потому что никакое
творчество не было оценено так, как бы мне хотелось и работа перестала быть
самоцелью. Девид женат, и зная его характер я бы ни на миг не усомнилась в
порядочности этого человека. Он из тех, для кого брак – навсегда.
А потом я познакомилась с Джулианом. Рамки моих ощущений заметно
расширились, и я решила, что это знак свыше. Пройдя за это время через злой
рок, у меня не оставалось сил принять эту действительность такой. Я
позволила в себя влюбиться и даже ответить на этот роскошный жест. И тогда
Девид вернулся в СМ, и частично пришел в мою жизнь, совсем другим, совсем
новым и, мягко говоря, в другой роли. Мы виделись редко, практически только
на съемках, а серий с его участием было слишком мало, чтобы рационально
подойти к нашим новым отношениям. Они внезапно стали дружескими, бескрайне
теплыми и понимающими. Девид отзывался обо мне только с уважением, часто
принимал мою сторону в споре, защищал меня от нападок Криса, поддерживал в
трудную минуту. Новый этап был настолько неожиданным, что времени на его
осмысление не было в запасе ни у меня, ни у него. Хотя глубоко в подсознании
я понимала, что для него данное поведение было естественным и более
приемлемым, чем для меня. Моя сущность пусть и не могла объяснить всего, что
с нами происходило, но принимала действительность с восторгом. Джулиан в то
время редко был рядом, его работа не давала мне поводов для ревности, только
для чувства постоянного опасения за его жизнь – он мотался без конца по
горячим точкам планеты в поисках доказательств чуть ли не собственной
мужественности, он был прекрасен в своей вере и стремлениях. И он любил
меня. Среди моего окружения мало кто знал о его существовании, впервые в
жизни он был лишь для меня, а не для общественности или ради случая. Мысли
подобного рода придавали ощущение некой пространной легкости и волшебства. Я
была, наверное, счастлива. Время неумолимо, и сохраняя молодость внешне, мы
лишь стареем душой. Все подходило к концу… И верность, и желание, и даже
гениальность истощалась. Девять лет одинокой борьбы с самой собой, когда
забывались пространственно-ориентационные метки, когда все улетало к
чертям…закончились. Последний эпизод мы снимали в пустыне, где было
невыносимо жарко днем и невероятно холодно ночью в видавшем виды трейлере.
Девид приехал лишь на второй день, когда остались лишь основные сцены, и был
каким-то странным образом радостен и весел, обливал меня с ног до головы из
водяного пистолета и чуть не порвал рубашку. Тянул время… Плохо играл. Но
когда понял, что Крис не настроен на продолжение пустынного «фестиваля», –
сыграли в один дубль. Там было так душно и жарко, что мне хотелось умереть,
я даже не помню своих ощущений после того, как услышала: «Стоп! Снято». Мы в
момент оказались в какой-то сомнительной машине, которая должна была отвезти
нас в прохладный ДОМ, каждого в свой. От усталости я заснула, и отрешилась
от внешнего мира. Никто не понимал до конца, что это – КОНЕЦ, в самом прямом
и непосредственном смысле этого слова. Только когда я оказалась дома, мне
стало не по себе. В ванной я не смогла сдержать сдавленных рыданий, и зло
глядя на себя в зеркало решилась, несмотря на дикую слабость от долгой
работы, срочно поменять себя, чтобы так называемый конец был не только
формальным, но и реальным. За двадцать быстрых минут мои волосы превратились
из приглушенно рыжих в пепельные… С этим цветом я теряла прошлое, не зная по
большому счету, как жить дальше – без надоевших сценариев, без Криса, без
той коричневой рубашки с треснувшей тканью на рукаве… Мне казалось, я теряю
сознание. Неожиданно в дверь позвонили: Девид. Открыв я поняла все без слов,
ему тоже было не сладко. Его запухшие глаза выдавали вырвавшуюся наружу
боль. Он странно осмотрел меня, и я поняла, как глупо выгляжу с еще мокрыми,
но уже заметно другими волосами… Но он ничего не сказал. Мне показалось
невероятно глупой и необоснованной мысль о том, что Девид возможно все понял
и даже не осуждает меня.
Потом случилось нечто необыкновенное. Он крепко обнял меня и заплакал,
незаметно волосы высохли, немного завились и ниспадали теперь на
раскрасневшееся от слез лицо. Затем он сказал, что-то типа: «Вот, как
бывает…», и пошел к моему бару. Но мы не праздновали гонорары, которые скоро
получим, скорее это была панихида по прошлому, реквием по упавшей звезде. И
мы были вместе в ту ночь, и весь следующий день, и еще одну ночь… И никто не
тревожил нас, никто не искал, никто не мучил вопросами. Он рассказал обо
всем, что творилось в его сердце все эти годы. И мир снова рушится. Делая
невыносимо больно, предавая былую сущность. Мне жжет руки его прикосновение,
я забываю обо всем, он просит прощение и уходит из моей жизни уже навсегда.
Я плачу, выкуриваю сигарету, допиваю в одиночестве вино, открытое двадцать
минут назад, и чувствую наконец освобождение. Жизнь удивительна в своей
дисгармонии, в обманчивости ожиданий, в смутности убеждений. Ведь основа не
в том, что он любит меня, не в том, что он любил меня все девять лет
беспощадного времени, не в том, что потерянный искал приюта в разных
обителях; и ужас заключен не в потере нашей молодости и бессмысленно
потраченном времени, а в том, что сегодня мне нечем ответить на его чувства.
Я ложусь на кровать и засыпаю.
…Идет время, я замужем за Джулианом. Чувствую себя нужной и любимой, доверяю
ему и люблю, он прекрасно ладит с моей дочерью, и она с удовольствием
проводит с ним время. Я добилась огромных успехов в реализации своего «я» –
работа приносит удивительную радость. Но все равно мне кажется, что жизнь
моя должна была сложиться иначе, что я иду чье-то другой дорогой. Знаю
понаслышке, что Девид неудачен в новых проектах, отдыхает отдельно от жены и
пишет монографию… Мне так хочется порой набрать его номер и сказать, что мне
безумно жаль убитую любовь, но страшно признаться в собственной слабости. Но
вряд ли слова значат хоть малость теперь, вряд ли он поймет меня. Возможно,
что он забыл прошлое и вспоминает обо мне, как о чем-то светлом и приятном.
Вероятность того, что хочет видеть меня рядом с ним чаще, чем это есть,
практически отсутствует, и мне тяжело вспоминать нищету наших отношений и
позор увлечения в игру «никому не дамся». Я распрощалась с этим… И только
вспоминая твои запухшие глаза, я переживаю все заново и понимаю, что
потеряла. Мне больно думать о том, что осталось позади, что ничего не
вернуть; и время залечило мое сердце безвозратно, и мне нравится моя жизнь,
нравятся воспоминания. Только одно остается загадкой: почему же
скомпенсированность нашей планеты не отразилась и на нас в свое время?
Почему жизнь, открывший с другой стороны, затмила, возможно, самое лучшее
прошлое?..